«Нрава он был не лилейного…»

27 декабря 1938 года в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток) в возрасте 47 лет от тифа скончался русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик, литературный критик Осип Мандельштам.

Как вспоминала Анна Ахматова (цитируется по кн. А. Хейт «Анна Ахматова. Поэтическое странствие». Москва, изд. «Радуга», 1991 г.), «арестовали Мандельштама 2 мая 1938 года в нервном санатории около станции Черусти» (санаторий «Саматиха» находился в 30 км от железнодорожной станции Черусти – С.И.). Это был уже второй арест и вторая судимость Осипа Эмильевича: в 1934 году за антисоветскую деятельность (на самом деле, за стихотворение о Сталине – «Мы живём под собою не чуя страны…») он был осужден к ссылке на 3 года в г. Чердынь. При следовании к месту ссылки он покушался на самоубийство. Ввиду болезни Мандельштама пункт ссылки был изменен на Воронеж, где он и находился до весны 1937 года.

Как сообщается в книге швейцарского литературоведа Ральфа Дутли «Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография» (Москва, издательский дом «Академический проект», 2005 год), путёвку в санаторий «Саматиху» Мандельштам неожиданно получил от Союза писателей 2 марта 1938 года:

8 марта 1938 года Мандельштам вместе с женой приехал в «Саматиху», где их поместили в отдельном домике, находившемся в отдалении от главного корпуса. А уже 16 марта, как пишет Ральф Дутли, на имя наркома внутренних дел Николая Ежова поступает письмо-донос от секретаря Союза писателей Владимира Ставского с просьбой разобраться с Мандельштамом:

За время своего пребывания в «Саматихе» Мандельштам неоднократно просил, чтобы его отвезли в Черусти, но просьба его под разными предлогами неизменно отклонялась. Главврач и директор санатория по фамилии Фомичев, по-видимому, имел инструкцию: ни под каким видом не выпускать поэта, пока сотрудники госбезопасности вели расследование и «шили» новое дело.

29 апреля 1938 года заместитель наркома внутренних дел Фриновский выносит резолюцию: «Арестовать», и уже на следующий день был выписан ордер на арест.

«Ранним утром 2 мая 1938 года двое сотрудников НКВД постучали в окно. Их сопровождал главврач Фомичев. Вещи Мандельштама вытряхнули из чемодана в мешок. Вся процедура длилась лишь несколько минут. Надежде Яковлевне не разрешили проводить мужа даже до станции Черусти. Не говоря ни слова, она простилась с ним. Больше она никогда не увидит мужа. Их совместная жизнь длилась ровно девятнадцать лет: с 1 мая 1919 года до 2 мая 1938 года.

Спустя десятилетия Надежда Мандельштам в своих «Воспоминаниях» попыталась осмыслить свою собственную беспомощность и скованность в те роковые минуты:

«Почему мы, например, не выдавили стекла, не выпрыгнули в окно, не дали волю глупому страху, который погнал бы нас в лес, на окраину, под пули? Почему мы стояли смирно и смотрели, как роются в наших вещах? Почему О. М. покорно пошел за солдатами, а я не бросилась на них, как зверь? Что нам было терять?».

Мандельштама поместили сначала во «внутреннюю тюрьму» НКВД, находившуюся во дворе Лубянки. Тогда же, 3 мая, его в последний раз в жизни фотографируют: в профиль и анфас, как и всех преступников. 20 июля 1938 года было вынесено обвинительное заключение, согласно которому Мандельштам обвинялся в «антисоветской агитации и пропаганде» — преступлении, предусмотренном статьей 58–10 УК РСФСР. 2 августа 1938 года тройка Особого совещания НКВД выносит ему приговор: 5 лет в исправительно-трудовом лагере за контрреволюционную деятельность. Учитывая расстроенное здоровье Мандельштама, такой приговор можно было считать смертным. 4 августа 1938 года Мандельштама переводят в московскую тюрьму Бутырки — для отправки в колымский лагерь.

- сообщается в книге Ральфа Дутли.

Сохранилось единственное письмо Мандельштама, написанное в лагере. Оно адресовано брату Александру. Около 2–3 ноября 1938 года, перед праздником Революции, заключенным позволили — в виде исключения — написать на клочке упаковочной бумаги письмо домой. Все письма были подвергнуты лагерной цензуре, что задержало их отправление еще на три-четыре недели. Почтовый штемпель на письме Мандельштама: 30.XI.1938.

«Дорогой Шура!

Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы, из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей. Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.

Родные мои, целую вас.

Ося».

Строчка, использованная в качестве заглавия к этой статье, была взята мной из пророческого стихотворения (пророческого, потому что его и похоронили «в яме» - в братской могиле) самого Мандельштама, написанного в 1935 году, когда он находился в воронежской ссылке. Оно называлось «Улица Мандельштама»:

«Это какая улица?

Улица Мандельштама.

Что за фамилия чертова —

Как ее ни вывертывай,

Криво звучит, а не прямо.

Мало в ней было линейного,

Нрава он был не лилейного,

И потому эта улица,

Или, верней, эта яма

Так и зовется по имени

Этого Мандельштама…».