 |
| О проекте | | Редакция | | Контакты | | Авторам | | Правила | | RSS | |
|
| О проекте | | Редакция | | Контакты | | Авторам | | Правила | | RSS | |
Про «Банши Инишерина»
Текст содержит спойлеры к фильму «Банши Инишерина». Берегите себя и будьте здоровы. В череде потрясений я как будто забыл, что всё ещё снимают, оказывается, невероятные фильмы. «Банши Инишерина» прекрасны как рассвет, они – услада глаз и питьё мятущегося разума и, конечно же, квинтэссенция всего сказанного Макдоной на сегодня. Странным образом Мартина Макдону я узнал прежде как драматурга, а не кинорежиссёра. В узких кругах, которым не чуждо эскюство и музэи, это считается признаком утончённости, но мне, дремучему, просто было удивительно, что «Семь психопатов» снял тот самый, кто написал «Калеку с острова Инишмаан». Ирландские пьесы Макдоны – так называемая «Трилогия Аранских островов» – собрание довольно необычное. Начать хотя бы с того, что третья, заключительная пьеса «Банши Инишира» (sic!) вообще не увидела свет. Мартин решил, что текст слишком слабый, и не стал его ни публиковать, ни ставить. Мы никогда, наверное, не узнаем, о чём там, но судя по всему, фильм снят не по сюжету последней Аранской пьесы, а черпает себя во всех трёх.  Так, смерть любимого питомца – спусковой сюжетный крючок, как в «Лейтенанте с Инишмора», где героя тоже зовут Падрайк. Деревенский дурачок Доминик – вторит герою «Калеки с Инишмаана» Билли, искреннему, но так или иначе обречённому. Так же, как на Инишмаане, на Инишерине невыносимое отсутствие новостей и событий, сводящее людей с ума. «Лейтенант» гораздо проще, это довольно жанровая, чернушная комедия, но уже там чувствуются все характерные приёмы Макдоны: пространные бормочущие диалоги ни о чём и попытка спрятать за разудалой кровавостью нечто большее. «Калека», наоборот, очень свежий и совсем не простой, но в обеих пьесах, в их комично бессмысленном пережёвывании монотонных фраз, уже появляются черты островной трансцендентности, отрезанности от всякого движения и мысли, сумасшествия от заточения и скуки.  Макдона как будто репетировал, заваривал идеи для главного magnum opus, и в Аранских пьесах, и в предыдущих кинопроизведениях. В «Лейтенанте Инишмора» не хватает нужной глубины, он до конца остаётся буффонным гротеском с избытком кровавого мяса на сцене; он ироничен, но в античном смысле невысок. В «Брюгге» обратный эмоциональный крен: тоска финала здесь настолько безысходна, что весь гангстерский задор улетучивается вместе в волшебными красотами города. Но именно в «Банши» Макдона обретает идеальный баланс настроения. И всё это при полном, заметьте, отсутствии каких бы то ни было нравоучений: даже в прекрасных «Трёх биллбордах» была вшита достаточно прозрачная мораль, пускай и симпатичная мне. На Инишерине нет ни «центральной идеи», ни «что хотел сказать автор», ни прочих академических штампов, оттого столь разное послевкусие у всех нас после просмотра. От картины грустно, хоть и не столь беспросветно, как после «Брюгге» (всё равно пожимаешь плечами, когда картина берёт «глобус» за лучшую комедию/мюзикл), но тем не менее остаётся чувство, что фильм очень воздушный и светлый.  Инишерин – вымышленный остров, в отличие от островов в названиях пьес, реально существующих Инишмаана, Инишмора и Инишира, и это очень важно для понимания картины: «Банши Инишерина» – классический «роман места», существующий по законам магического реализма. По своему мироустройству Инишерин очень похож на маркесовский Макондо или на штат Лемойн из другого важнейшего «романа места» – игры Red Dead Redemption 2. И точно также главной темой здесь становится пронзительное и неизбывное одиночество.  Изумрудный остров лежит перед нами как на ладони, сказочно прекрасный под летучими облаками, здесь все знают про всех всё, но, как и у Маркеса, люди сами выстраивают вокруг себя невидимые стены и перестают понимать друг друга. У каждого эти стены разного свойства: добродушно назойливые попытки Падрайка сблизиться усугубляют его одиночество ещё сильнее, чем сознательный эскапизм Колма.  Абсурдистская на первый взгляд (и немного гоголевская) внезапность, с которой Колм решает разорвать дружбу с Падрайком, имеет двойственную природу. С одной стороны, она полностью произрастает из мифопоэтики магического реализма, где всё странное и причудливое – часть естественного хода вещей. Но с другой – именно такой абсурд оказывается пугающе реалистичным: большинство ссор и войн возникают без важных причин; большинство людей отказываются разговаривать друг с другом, когда это жизненно необходимо, потому что им просто не хочется сделать над собой усилие. В этом горькая правда одиночества.  Однако, как и «Сто лет…», как и RDR 2, «Банши» не только про одиночество, но ещё и, собственно, про место. Тут всегда важна божественная красота места. Люди заперты сами с собой не просто в какой-то неприглядной клоаке (тогда было бы невыносимо смотреть, как «Реквием по мечте» или «Груз 200»), а в совершенно фантастических мирах. Без этого контраста не было бы такого эффекта. Настоящую античную трагедию высокой делает не страдание; страдание само по себе – достаточно скучная и переоценённая вещь. Её делает высокой локация. Датское королевство, улицы Вероны, дремучие чащи Пармы и так далее. Во время просмотра я был довольно отстранён от героев, потому что это Макдона, и его почерк в отношении персонажей прозрачен; но и в нарративе, и в визуале «Банши» есть очень мощный для меня запас красоты, который нивелирует чувство тоски. Знаете, как молочные продукты нейтрализуют острый перец.  А помимо красоты – ещё какая-то скрытая доброта. В сравнении с ужасно гнетущим завершением «Брюгге», здесь ощущение очень светлое. Да, в отличие от персонажей «Трёх биллбордов», жители Инишерина могут терять внутреннее достоинство, терзаемые собственной тоской, как Падрайк, обманывающий музыканта. Тем не менее, сквозь весь гротеск, как ирландское солнце сквозь неуловимые тучи, почему-то всегда проступает доброта. Я думаю, это свойство магического реализма: фантастическое, в данном случае гротескное, воспринимается как само собой разумеющееся, как правила игры, законы природы. Поэтому стукающиеся о дверные доски пальцы Колма – это не удалой тарантиновский угар, как в «Лейтенанте Инишмора», хоть они и пытаются так выглядеть, а наоборот очень тонкая метафора отчаянья и усталости. Не беспросветная, а как будто даже ласковая.  Ещё мне нужно упомянуть вам про цвет. Визуально «Банши» – это филигранный танец зелёного и красного. Фэнтезийные изумрудные долины Аранских островов и алые, вишнёвые, бордовые пальто и свитера из достоверной ирландской шерсти. Красный и зелёный – комплементарные цвета, противоположные друг другу в цветовом круге, но всегда важно, какой из пары выступает фоном, «воздухом», а какой – акцентом. Зелёный воздух Ирландии и красные действующие в нём акторы максимально созвучны разворачивающейся драме.  Но есть и ещё один важный элемент цветового языка – он также встречается, например, в клаустрофобической трилогии Ридли Скотта (о которой я давно вам готовлю большую заметку) – жёлтая комната. Жёлтая комната в доме Колма. Жёлтая комната – это вход в потустороннее царство по Проппу, это обитель, которая испытывает героя. Комната Колма, как избушка Яги или жилище Себастьяна из «Бегущего по лезвию», заполнена причудливыми артефактами – масками, игрушками, картинами.  В «Банши» жёлтая комната выполняет ещё одну символическую функцию – это те самые стены одиночества, выстраиваемые людьми. Попадающий в неё герой не понимает загадочного смысла этих атрибутов, точно также, как не может пробиться в душу отвернувшегося друга. У самого Падрайка тоже есть такая цитадель. Его внутреннее пространство заполнено животными, пространство Колма – масками и фигурками. Ни то, ни другое не выдерживает вторжения чужака, поэтому ослица умирает, а дом сгорает. Чем толще стены, тем больнее их разрушать.  Но вот что странно: мучительное разрушение этих символических границ как будто приводит к облегчению, и это, наверное, важное отличие от «Ста лет одиночества». Вообще здесь все сбрасывают внутренние оковы, это похоже на комплементацию человечества в финале «Евангелиона», но все это делают по-разному. Доминик умирает, Шивон уезжает. И хотя Падрайк и Колм так и расстались врагами, и последний кадр композиционно разделяет их сидящей на стуле фигурой старухи Маккормик, истинной банши острова, – кажется, эти двое освободились, и будто бы им стало легче. Или нет? Фильм не старается вызвать какой-то определённой эмоции или донести чётко сформулированную мораль. И этим он особенно великолепен. По-моему, настоящее искусство работает именно так.  ______ Ещё про кино «Маяк» Эггерса как (не только) идеальная экранизация Лавкрафта Про Thinking of Ending Things Семантика лестниц в The Queen's Gambit Про «Дурака» Юрия Быкова и неизбывность парадигмы Джокер как герой нашего времени: лишний человек против сверхчеловека The Whitness: иммерсиваная живость импрессионизма «Молодой папа»: конец постмодерна Про «Ла-Ла Ленд» |
|